Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, на обложку – широкий слайд, тогда – качество для обложка. Обычный негатив не всегда есть годен для обложка. Вы знаете.
– Я имел в виду качество самого кадра. Содержание, контент, понимаете?
– Понимаю. Но больше денег я не даю. Сто пятьдесят – хорошо.
– Я, конечно, извиняюсь, что на вашей пленке попался этот кадр, но я его обещал отдать другому человеку, это частное фото. Я это фото должен подарить другу. Вопрос дружбы, понимаете?
– Дружба. Понимаю. Вы сейчас можете пойти и сделать отпечаток, а потом вся пленка отдайте мне, а фотография на бумаге оставьте для ваш друг.
– Вообще-то, это выход. Все! Договорились! Через час я вернусь, отдаю вам обе пленки, а вы мне – сто пятьдесят долларов, о`кей?
– О`кей.
* * *
– О, Вася, здорово, – со скукой в голосе сказал в телефонную трубку Хлобыстин.
– Здорово-здорово, Гриша, – зловеще процедил Наводничий.
– Ну чего, какие дела?
– А, то есть вот так вот, да? Ты у меня спрашиваешь, как дела.
– А что такое?
– Ты помнишь, что ты делал, когда мы в последний вечер в студии были?
– Ну так, более-менее. А чего там случилось?
– А ты помнишь, как взял мою камеру и полез с ней на крышу?
– Кто, я?
– Да, ты.
– Ну… и что? Я ее не ударял и ничего с ней делал.
– Ты уверен, что ничего с ней не делал?
– Бубенть, да ничего я не делал. А чего, сломалась?
– Да нет, не сломалась, с камерой все в порядке.
– Фу-у!.. Слава те яйца! А я уж думал…
– Ну, все-таки, Гришаня, что ты там делал с камерой? Ты ничего там не снимал?
– А чего было снимать? Там же на окнах у Махрепяки шторы только были, как всегда. А ничего другое мне тем более снимать незачем. Послушай, Васек, ты затрахал уже своими беспонтовыми разборками – давай: или говори, куда ты гнешь, или иди в жопу.
– Сейчас объясню, куда я гну, только еще последний вопрос. Скажи, а ты случайно, ну просто нечаянно, не нажимал на кнопку спуска?
– Нет, вроде. Ну, хотя… может быть, да. Может, и нажал нечаянно. Не знаю. Я же когда в куполе устроился, меня как начало тошнить! Может, тогда? Не знаю, короче. Ну?
– Что «ну»?
– Баранки гну! Говори, чего случилось.
– Ну, в общем, я тебя поздравляю… – могильным голосом сказал Наводничий и затем радостно выпалил: – Ты все-таки снял Махрепяку с бабой.
– Погоди-погоди, как?
– Так. Я пленку проявил, а там – отличная карточка! Махрепа стоит в окне с голым бабцом, целует ее в щечку, да еще и за голую грудь ее держит.
– Врешь?
– Не-а. Картинка – супер, даже специально лучше не придумаешь. Гриша, произвожу тебя в звание «папарацци». Ты сделал это.
– Ха-ха.
– Ты гений, Гриша! Тебе надо почаще блевать, у тебя во время этого процесса хоть что-то получается сделать путевое.
– Я охреневаю.
– Нет, охреневать теперь будет Махрепяка.
– Слышь, а чего там за телка с ним?
– Да обычная телка. Хотя… знаешь, мне кажется, я ее где-то уже видел.
– Где?
– Не могу вспомнить. Но где-то, по-моему, видел. У меня глаз профессиональный. Если я кого-то видел, особенно по работе, то я это лицо запоминаю навсегда. И сдается мне, где-то по работе я ее и видел.
– Ну к черту эту овцу. Чего теперь делаем?
– Я карточку уже напечатал, так что надо встретиться – наметить план, как будем действовать.
– А чего план? Давай прям туда, на Хитрый переулок, подвалим сегодня, и предъявим этому козлу фотку. И скажем, сколько мы за нее хотим. И все дела. Кстати, сколько мы хотели с него срубить, не помнишь?
– Штук пять, кажется. Нет, вроде шесть.
– Да, шесть, по две на брата.
– Ну да, по две нормально. Так, теперь по самой процедуре вымогательства. Может, лучше письмом послать ему карточку и наши условия?
– Зачем письмом?
– Ну как? Это же все надо обставить по правилам. Клиента надо подготовить. Как, помнишь, в «Золотом теленке» Остап Бендер говорил? Что клиента надо довести до такой кондиции, чтобы он сам тебе деньги принес – на тарелочке с голубой каемочкой. Он этому миллионеру Корейке, помнишь, телеграммы со всякой чушью посылал, чтобы тот сначала занервничал. Как же там в телеграммах было?
– «Графиня изменившимся лицом бежала пруду».
– Ха-ха, да. А мы, чтоб не повторяться, напишем: графиня изменившимся лицом… э-э… лежала навзничь.
– Ха-ха-ха, нет, – стояла раком. Графиня изменившимся лицом стояла раком.
– Да, так тоже годится.
– Эх, Вася, бубенть, слушаю вот я тебя… Все это, конечно, весело, но это – полная хрень. Так мы его не сможем взять за ж… жабры. У меня есть знакомые пацаны, ну, которые при делах. И я тебе скажу: от них как я слышал, клиента надо теплым брать, слету. Надо ему четко говорить: вот у нас на тебя есть то-то, и типа завтра если притаранишь в такое-то место столько-то бабок, то все будет чики-пики, а если нет, тогда, сука, сразу пожалеешь. Потому что у клиента не должно быть времени на думки. Понимаешь, какая петрушка? Если у него имеется готовая отмазка, как тебя послать в жопу с твоей компрой, он тебя тут же и пошлет. А если он к такому базару не готов, а ты ему время даешь, тогда он начинает изворачиваться, искать выходы-входы, другую крышу в это дело впрягает, и начинается такая трихомудия!
– Думаешь?
– Да зуб даю! А тем более с характером этого Махрепяки…
– А что с его характером?
– Ну я так понял по рассказам Вовца, что Махрепяка жадный, как… как ты. У него тоже тумбочка только внутрь открывается.
– Какая тумбочка?
– Где деньги лежат.
– Во-первых, я не жадный, морда ты наглая, я – рачительный. А во-вторых… Ну, хотя… может, Гриша, ты и прав – насчет того, как с ним действовать. Кстати, в «Золотом теленке» как раз так и получилось: Корейко-то понервничал-понервничал да и сбежал от Остапа, пришлось потом за этим миллионером в Среднюю Азию телепаться.
– О чем и речь.
– Я вообще-то почему предлагал письмо Махрепяке написать? Чтобы он наших лиц не видел.
– Ну встречаться-то все равно с ним придется. Когда он нам будет отдавать бабки, а мы ему – фото.
– Ну да, ты прав, нечего умничать. Без разницы. Он же ничего нам сделать не сможет, правильно?
– Еще бы! Мы его так за яйца держим этой карточкой, что он дергаться не рискнет.
– Да, когда яйца в чужом кулаке, особо не попрыгаешь.
– Нет, не попрыгаешь.
– А если он скажет, что у него нет денег? И до завтра, скажет, достать не успеваю?
– Про денег нет – это он пусть кому другому трет. А у нас разговор должен быть с ним короткий: нету денег, козляра?
– Понятно – привяжи к жопе веник, да?
– Да. К жопе – веник! Бубенть, салон красоты для жены делает, а шесть штукарей нигде достать не может? На хер пошел с такой туфтой! А если все равно будет гнать пургу, что денег нет, ну тогда просто пошлем фотку его тестю. Как, забыл, фамилия-то этого депутата?
– Ярычев, Михаил Алексеевич.
– Да. Вот пусть этот Ярычев засунет ему в зад свой любимый автомат Калашникова… И даже стрелять в принципе необязательно, можно только покрутить туда-сюда, как ключ в замке, ха-ха. У Калаша такая здоровенная мушка на стволе – все кишки на нее намотать можно.
– Ты монстр, Гриша. Ладно, значит, так и решим: сегодня вечером идем на переговоры. Надо Володьке сказать.
– А он про то, что фотка с Махрепой получилась, уже знает?
– Нет, я тебе первому дозвонился. Ты тогда сам Вове отзвони и все расскажи, лады? И скажи ему, чтобы соответственно тоже подъезжал сегодня к студии. Так, а во сколько лучше встретиться?
– Ну… часикам к одиннадцати, по-моему. Как раз еще немного между собой переговорим по этому делу, оглядимся, и тут Махрепа со своей овцой выпрется из подъезда. Расслабленный будет, будет думать, какой он крутой кобелино, а мы, оп, так – глянь, паря, какая у нас есть картина Репина «Приплыли».
– Не, лучше – картина Репина «Вы попали». Или так: фотоэтюд «Ночь нежна». Ха-ха-ха.
– А еще лучше – новогодняя открытка «Не ждали?» Ха-ха-ха. Обожаю такие дела!
* * *
Вечером того же дня, в условленные 23.00, Наводничий и Хлобыстин встретились у Церкви Трех Святителей на Кулишках. Василий был на месте раньше. Поздоровавшись, Григорий подошел к двери храма и по привычке подергал за ручку.
– Заперто, – сказал он. – Все, кончилась наша малина.
– Ну, что? Свет горит, – сказал в ответ Василий, глядя на зашторенное окно квартиры Ивана Кукина.
– Ага. Объект на месте.
– Объект – да. А Вованище придет? Ты ему дозвонился? – спросил Василий.
– Да вроде обещался. Но на самом деле – хэ-зэ. Какой-то он по телефону был совсем приплюснутый. Я думаю, у него депресняк уже на высшей стадии.
– Да?
– Не понимаю, как можно так долго переживать. Из-за какой-то долбанной овцы!
– Да. Он слишком какой-то чувствительный.
– Дай фотку-то глянуть.
Наводничий со значительным видом достал из кофра снимок размером 10 на 15 и передал Хлобыстину.